Неточные совпадения
Восстав от сна
с молитвою,
Причесывает голову
И держит наотлет,
Как девка,
косу длиннуюВысокий и осанистый
Протоиерей Стефан.
Левин отдал
косу Титу и
с мужиками, пошедшими к кафтанам за хлебом, чрез слегка побрызганные дождем ряды
длинного скошенного пространства пошел к лошади. Тут только он понял, что не угадал погоду, и дождь мочил его сено.
Они медленно двигались по неровному низу луга, где была старая запруда. Некоторых своих Левин узнал. Тут был старик Ермил в очень
длинной белой рубахе, согнувшись, махавший
косой; тут был молодой малый Васька, бывший у Левина в кучерах,
с размаха бравший каждый ряд. Тут был и Тит, по косьбе дядька Левина, маленький, худенький мужичок. Он, не сгибаясь, шел передом, как бы играя
косой, срезывая свой широкий ряд.
В
косой вечерней тени кулей, наваленных на платформе, Вронский в своем
длинном пальто и надвинутой шляпе,
с руками в карманах, ходил, как зверь в клетке, на двадцати шагах быстро поворачиваясь. Сергею Ивановичу, когда он подходил, показалось, что Вронский его видит, но притворяется невидящим. Сергею Ивановичу это было всё равно. Он стоял выше всяких личных счетов
с Вронским.
Так они прошли первый ряд. И
длинный ряд этот показался особенно труден Левину; но зато, когда ряд был дойден, и Тит, вскинув на плечо
косу, медленными шагами пошел заходить по следам, оставленным его каблуками по прокосу, и Левин точно так же пошел по своему прокосу. Несмотря на то, что пот катил градом по его лицу и капал
с носа и вся спина его была мокра, как вымоченная в воде, — ему было очень хорошо. В особенности радовало его то, что он знал теперь, что выдержит.
Он видел сквозь растворившуюся дверь, как мелькнула быстро стройная женская фигура
с длинною роскошною
косою, упадавшею на поднятую кверху руку.
Бросила прочь она от себя платок, отдернула налезавшие на очи
длинные волосы
косы своей и вся разлилася в жалостных речах, выговаривая их тихим-тихим голосом, подобно когда ветер, поднявшись прекрасным вечером, пробежит вдруг по густой чаще приводного тростника: зашелестят, зазвучат и понесутся вдруг унывно-тонкие звуки, и ловит их
с непонятной грустью остановившийся путник, не чуя ни погасающего вечера, ни несущихся веселых песен народа, бредущего от полевых работ и жнив, ни отдаленного тарахтенья где-то проезжающей телеги.
Ее удивительно легко кружил китаец, в синей кофте, толстенький, круглоголовый,
с лицом кота;
длинная коса его била Варвару по голой спине, по плечам, она смеялась.
Барышни предлагали Дуняше проводить ее, — она, ласково посмеиваясь, отказывалась; девушка,
с длинной и толстой
косой, крикнула...
Между этими стройными женскими фигурами толкались кроме тагалов китайцы в своих кофтах,
с длинною, путавшеюся в ногах
косою, или пробирались монахи. И мужчины, и женщины почти все курили сигары.
Купец, седой китаец, в синем халате,
с косой, в очках и туфлях, да два приказчика, молодые,
с длинными-предлинными, как черные змеи,
косами,
с длинными же, смугло-бледными, истощенными лицами и
с ногтистыми, как у птиц когти, пальцами.
— Малый, говорят, хорош, — прибавила Федосья, простоволосая,
с своими
длинными косами, сидевшая на полене против нар, на которых был чайник.
Третья шившая женщина была Федосья — Феничка, как ее звали товарки, — белая, румяная,
с ясными детскими голубыми глазами и двумя
длинными русыми
косами, обернутыми вокруг небольшой головы, совсем молодая, миловидная женщина.
Вспоминая тех, разве можно быть счастливым в полноте, как прежде,
с новыми, как бы новые ни были ему милы?» Но можно, можно: старое горе великою тайной жизни человеческой переходит постепенно в тихую умиленную радость; вместо юной кипучей крови наступает кроткая ясная старость: благословляю восход солнца ежедневный, и сердце мое по-прежнему поет ему, но уже более люблю закат его,
длинные косые лучи его, а
с ними тихие, кроткие, умиленные воспоминания, милые образы изо всей долгой и благословенной жизни — а надо всем-то правда Божия, умиляющая, примиряющая, всепрощающая!
В одном месте река делала изгиб, русло ее проходило у противоположного берега, а
с нашей стороны вытянулась
длинная коса. На ней мы и расположились биваком; палатку поставили у края берегового обрыва лицом к реке и спиною к лесу, а впереди развели большой огонь.
Вот
с ним-то я и познакомился; он был женат на дочери какого-то вятского чиновника, у которой была самая
длинная, густая и красивая
коса из всех виденных мною.
Но и все его движения исполнены прелести: начнет ли он пить и, зачерпнув носом воды, поднимет голову вверх и вытянет шею; начнет ли купаться, нырять и плескаться своими могучими крыльями, далеко разбрасывая брызги воды, скатывающейся
с его пушистого тела; начнет ли потом охорашиваться, легко и свободно закинув дугою назад свою белоснежную шею, поправляя и чистя носом на спине, боках и в хвосте смятые или замаранные перья; распустит ли крыло по воздуху, как будто
длинный косой парус, и начнет также носом перебирать в нем каждое перо, проветривая и суша его на солнце, — все живописно и великолепно в нем.
В обществе этих стариков росла их единственная дочь, небольшая девочка,
с длинною русой
косой и голубыми глазами, поражавшая всех при первом же знакомстве какою-то странною солидностью, разлитою во всей ее фигуре.
Без шляпки,
с распущенной
длинной косой...
— Надо волосы в порядок привести, — проговорила Марья Николаевна. — А то увидит — осудит. — Она сняла шляпу и начала заплетать свои
длинные косы — молча и важно. Санин стоял перед нею… Ее стройные члены явственно рисовались под темными складками сукна,
с кое-где приставшими волокнами моха.
И вот являлась она,
с длинной черной
косой, высокой грудью, всегда печальная и прекрасная,
с обнаженными руками,
с сладострастными объятиями.
Мечтая так, он глядел на каштановые волосы,
косы которых были заплетены в корону. Повинуясь этому взгляду, она повернула голову назад. Какой божественно прекрасной показалась Александрову при этом повороте чудесная линия, идущая от уха вдоль
длинной гибкой шеи и плавно переходящая в плечо. «В мире есть точные законы красоты!» —
с восторгом подумал Александров.
«Надоела ты мне, говорю; молись богу!» Да как схвачу ее за волосы: косы-то были такие толстые,
длинные, на руку их замотал, да сзади ее
с обеих сторон коленками придавил, вынул нож, голову-то ей загнул назад, да как тилисну по горлу ножом…
Пошли острова
с деревьями, пошла
длинная коса с белым песком.
И там она, между гор, представляется воображению в виде черкешенки-рабыни,
с стройным станом,
длинною косой и покорными глубокими глазами.
Только бабьи повязки невесток выделяли их положение в семье; непокрытая голова Нюши
с черной
длинной косой говорила о ее непокрытой девичьей вольной волюшке.
Не прошло полугода со дня смерти жены, как он уже посватался к дочери знакомого ему по делам уральского казака-старообрядца. Отец невесты, несмотря на то, что Игнат был и на Урале известен как «шалый» человек, выдал за него дочь. Ее звали Наталья. Высокая, стройная,
с огромными голубыми глазами и
длинной темно-русой
косой, она была достойной парой красавцу Игнату; а он гордился своей женой и любил ее любовью здорового самца, но вскоре начал задумчиво и зорко присматриваться к ней.
Тузенбах. Да, ничего себе, только жена, теща и две девочки. Притом женат во второй раз. Он делает визиты и везде говорит, что у него жена и две девочки. И здесь скажет. Жена какая-то полоумная,
с длинной девической
косой, говорит одни высокопарные вещи, философствует и часто покушается на самоубийство, очевидно, чтобы насолить мужу. Я бы давно ушел от такой, но он терпит и только жалуется.
И вот уютный дом её наполнен подругами дочери, девицами лучших семей города; все они пышно одеты в старинные парчовые сарафаны,
с белыми пузырями рукавов из кисеи и тонкого полотна,
с проймами и мордовским шитьём шелками, в кружевах у запястий, в козловых и сафьяновых башмаках,
с лентами в
длинных девичьих
косах.
Он спит, — и
длинные ресницы
Закрыли очи под собой;
В ланитах кровь, как у девицы,
Играет розовой струёй;
И на кольчуге боевой
Ему не жестко.
С сожаленьем
На эти нежные черты
Взирает витязь, и мечты
Его исполнены мученьем:
«Так светлой каплею роса,
Оставя край свой, небеса,
На лист увядший упадает;
Блистая райским жемчугом,
Она покоится на нем,
И, беззаботная, не знает,
Что скоро лист увядший тот
Пожнет
коса иль конь сомнет...
Движения у него были медленные, ленивые и как будто рассчитанные на то, чтобы тратить на них наименьшие усилия, но его могучая, круглая шея, выступавшая из
косого ворота рубашки,
длинные руки
с огромными рыжеволосыми кистями, наконец, широкая, свободно согнувшаяся спина говорили о телесной силе необычайных размеров.
Он стал на ноги и посмотрел ей в очи: рассвет загорался, и блестели золотые главы вдали киевских церквей. Перед ним лежала красавица,
с растрепанною роскошною
косою,
с длинными, как стрелы, ресницами. Бесчувственно отбросила она на обе стороны белые нагие руки и стонала, возведя кверху очи, полные слез.
Узкая,
длинная коса походила на огромную башню, упавшую
с берега в море. Вонзаясь острым шпилем в безграничную пустыню играющей солнцем воды, она теряла свое основание вдали, где знойная мгла скрывала землю. Оттуда,
с ветром, прилетал тяжелый запах, непонятный и оскорбительный здесь, среди чистого моря, под голубым, ясным кровом неба.
Лиза была среднего роста, скорее полная, чем худая; глаза у ней были карие, небольшие,
с легким темным оттенком на нижнем веке;
длинная и русая
коса.
Простясь
с матерью, Лиза одна пошла в бывшую дядину комнату. Надев белую кофточку и спрятав в платок свою густую
длинную косу, она потушила свечу, подняла окно и
с ногами села на стул, устремив задумчивые глаза на пруд, теперь уж весь блестевший серебряным сияньем.
Я засмотрелся, как целые ряды острых
кос,
с каждым взмахом косца, дружно обливались светом и потом вдруг опять исчезали, как огненные змейки, словно куда прятались; как срезанная
с корня трава густыми, жирными грудками отлетала в стороны и укладывалась в прямые,
длинные борозды.
Громаду белую костей
И желтый череп без очей
С улыбкой вечной и немой,
Вот что узрел он пред собой.
Густая,
длинная коса,
Плеч беломраморных краса,
Рассыпавшись к сухим костям
Кой-где прилипнула… и там,
Где сердце чистое такой
Любовью билось огневой,
Давно без пищи уж бродил
Кровавый червь — жилец могил!
При ней девочка-подросток
с заплетенными
длинными косами.
На фоне занимающейся зари стоит, чуть колеблемая дорассветным ветром, — Смерть, в
длинных белых пеленах,
с матовым женственным лицом и
с косой на плече.
При ней ходит бударка — узкая,
с длинным носом и
косым парусом.
Прибежала девочка — тоненькая, худенькая, лет тринадцати и лицом на черного похожа. Видно, что дочь. Тоже — глаза черные, светлые и лицом красивая. Одета в рубаху
длинную, синюю,
с широкими рукавами и без пояса. На полах, на груди и на рукавах оторочено красным. На ногах штаны и башмачки, а на башмачках другие
с высокими каблуками; на шее монисто, всё из русских полтинников. Голова непокрытая,
коса черная, и в
косе лента, а на ленте привешаны бляхи и рубль серебряный.
Стали высказывать матерям свое участье и другие гости: здоровенный, ростом в
косую сажень, непомерной силищи, Яков Панкратьич Столетов, туляк, приехавший
с самоварами, подсвечниками, паникадилами и другим скобяным товаром; приземистый, худенький, седой старичок из Коломны Петр Андреяныч Сушилин — восемь барж
с хлебом у него на Софроновской было, и толстый казанский купчина
с длинной, широкой, во всю богатырскую грудь, седой бородой, оптовый торговец сафьяном Дмитрий Иваныч Насекин.
В углу, где скалистые обрывы мыса Суфрен соприкасаются
с низменным берегом, впадает небольшая речка Адими. Пройдя от реки Адими еще 2 километра, мы стали биваком на широкой
косе, отделяющей
длинную Самаргинскую заводь от моря.
Через полчаса вслед за мужиками выступали отрядом женщины, все босые, в одних
длинных сорочках,
с растрепанными волосами,
с испачканными кирпичом и сажей лицами и вооруженные цепами,
косами, граблями и вилами.
Классная дама взяла меня за руку и отвела на одну из ближайших скамеек. На соседнем со мною месте сидела бледная, худенькая девочка
с двумя
длинными, блестящими, черными
косами.
Хорошо танцевала Нина, змейкой скользя по паркету, все ускоряя и ускоряя темп пляски. Ее глаза горели одушевлением. Еще до начала пляски она стерла свои нелепые усы и теперь неслась перед нами
с горевшими как звезды глазами и выпавшими
длинными косами из-под сбившейся набок папахи. Разгоревшаяся в своем оживлении, она казалась красавицей.
— Ну, уж и скука! — произнесла высокая, тоненькая девочка, очень красивая блондинка
с длинными, туго заплетенными
косами. — Знала бы я, как живут в этом противном пансионе, ни за что не поступила бы сюда.
Кира протягивала губку, выжимая ее по дороге как бы нечаянно на спину соседки… Крик… визг… беготня. В углу около комода
с выдвинутою из него постелью для прислуги высокая, стройная, не по годам серьезная Варюша Чикунина, прозванная за свое пение Соловушкой, стоя, расчесывала свои
длинные шелковистые
косы и пела вполголоса...
И голос у нее был нежный и бархатный, как будто нарочно созданный для таких печальных песен… Да и вся она была такая нежная и тихая,
с большими, грустными черными глазами и
длинными косами до пят. Когда она улыбалась — казалось, улыбалось небо…
Первый портрет — 1877 года, когда ей было двадцать пять лет. Девически-чистое лицо, очень толстая и
длинная коса сбегает по правому плечу вниз. Вышитая мордовская рубашка под черной бархатной безрукавкой. На прекрасном лице — грусть, но грусть светлая, решимость и глубокое удовлетворение. Она нашла дорогу и вся живет революционной работой, в которую ушла целиком. «Девушка строгого, почти монашеского типа». Так определил ее Глеб. Успенский, как раз в то время познакомившийся
с нею.